Особенности духовной жизни современной кубани. Духовная жизнь населения кубани в конце хviii – хх в.в.: динамика и традиции народной культуры

Актуальность проблемы исследования определяется глобальными изменениями во всех сферах жизнедеятельности человека, в том числе и духовной. В условиях обновления и демократизации общества большое научно-теоретическое и практическое значение приобретает исследование основных закономерностей и особенностей формирования искусства в социокультурном пространстве конкретного региона.

В современных условиях значительно вырос интерес к феномену культуры, что обусловлено поиском ценностного гуманитарного содержания и смысла жизни. Современной наукой установлено, что человек конца XX века подчиняется законам культурной коммуникации. Осмысление и реконструкция прошлого помогает человеку найти опору в тех культурных ценностях, которые лежат в основе будущего развития и совершенствования культуры.

Культура понимается нами как совокупный способ и продукт человеческой деятельности, реализующейся в процессах опредмечивания и распредмечивания, и предстающей в связывающей эти предметы форме, а изобразительное искусство как особый тип освоения человеком мира, образная модель мироздания и самосознание культуры.

Изучение искусства в контексте культуры проводится нами с позиций влияния типа культуры на общее развитие искусства. Общетеоретическая концепция типологического развития культуры по отношению к кубанской культуре и искусству позволяет выделить характерное преобладание канонической культуры в конце XVIII середине XIX в., а динамической во второй половине XIX начале XX в. Отсюда, в каждый из указанных периодов, господствовал определенный тип художественной деятельности: в начале народное искусство, а затем профессиональное.

XIX — НАЧАЛА XX ВЕКА

Разнообразием и богатством отличалась традиционная народная культура Кубани второй половины XIX – начала XX в. Ее своеобразие проявлялось в устройстве поселений и жилищ, семейном и общественном быту, песнях и преданиях, календарных праздниках и обрядах и во многом другом.

Духовное наследие кубанского казачества
было самобытным и оригинальным. Оно совмещало южнорусскую и украинскую традиции. Характеризуя кубанских казаков, дореволюционные источники сообщали: «Отличаются трудолюбием, честностью, общительностью, но лучшая черта у них — радушие в принятии странных»; «характера преимущественно тихого и доброго, склонны более к храбрости в военных действиях и джигитовке».

Все заметные события духовной жизни кубанских казаков были так или иначе связаны с православной верой. Напутственным молебном кубанцев провожали на службу и благодарственным встречали. Возвращаясь со службы, казаки складывались и обязательно покупали подарок для церкви. Екатеринодарские храмы были полны таких даров. Православие делило календарное время на трудовое и празднично-ритуальное, определяя тем самым ритм жизни. «Знают [казаки] о происхождении религии от Иисуса Христа, – говорилось в одном из старых документов. – Некоторые знают о Вселенских соборах. Многие понимают и знают значение Вечерни, Утрени и Литургии. Прекрасно и со вниманием читают молитвы не только пожилые, но и малолетки, как, например: Царю небесный, Отче наш, Верую и Помилуй мя, Боже, и прочие».

Хранителями обычаев выступали старики. Не занимая никаких официальных должностей, они всегда играли огромную роль в формировании общественного мнения. Без разрешения стариков не садился даже атаман, при них казаки строевых возрастов стояли по стойке «смирно», нестроевых возрастов и без формы -сняв шапки. К старшим обращались только «на вы». Благодаря устной традиции передачи информации от деда к отцу, от отца к сыну кубанцы сохраняли свою культуру. Так же поступали казаки, когда хотели сохранить память о каком-нибудь знаменательном событии своей истории. На войсковые празднества, сходы и другие важные мероприятия, проходившие в Екатеринодаре, непременно приглашали смышленых мальчиков от всех казачьих поселений края, по два-три человека от каждого, с тем чтобы эти события были запечатлены в их детском сознании. Со временем эти мальчики становились отцами и передавали все увиденное своим детям. Те впоследствии доносили услышанное до своих детей. Так и ковалась эта живая цепочка казачьей истории и культуры.

Велико было значение и любительских драматических театров. В феврале 1876 г. «Кубанские областные ведомости» сообщали о спектаклях, прошедших в расположении штаба Екатеринодарского полка в ст. Хадыженской: «Вместо «Тактики» Левицкого и «Военной игры» Скуроревского, до сих пор сосредотачивавших на себе внимание и интерес общества офицеров полка, появилась не менее интересная игра, но только уже не на тактических планах, а на сцене — гг. Котлярова, Лагунова, г-жи Копалевой и др. любителей; словом, у нас устроились любительские спектакли … Особенно удачно прошли малороссийские спектакли. Нижним чинам-черноморцам, из которых главным образом состоит полк, эти пьесы, как более понятные, доставили большое удовольствие. «Оттак нашего брата вси жинки надувают…» -слышалось из задних рядов во время представления … Дальше, говорят, спектакли будут идти на пользу Босняков и Герцеговинцев; благо, за которое вообще нельзя не выразить признательности лицам, принимавшим участие в спектаклях наших».

С 1894 г. в Екатеринодаре, Ейске, Армавире открываются «синематографы».

Музыкальная культура Кубани представляла собой целостное художественное явление. Во второй половине XIX — начале XX в. шел процесс снижения роли и значения народной музыки в жизни кубанцев (особенно городских жителей) и расширения влияния профессиональной музыки. Но в печати все чаще появлялись статьи, призывавшие беречь песни, воплощающие народный дух, самобытность и историческую память казачества. В 1870-х годах собиранием народных песен занималась Л.И. Кармалина, супруга начальника Кубанской области, известная камерная певица, ученица М.И. Глинки и А.С Даргомыжского. В декабре 1873 г. она по просьбе М.П. Мусоргского послала ему из Екатеринодара несколько песен, записанных от казаков-старообрядцев. Издание народных песен осуществил Аким Дмитриевич Бигдай, мировой судья и музыкант-любитель. Труд, за который взялся Бигдай, выходил за чисто культурные рамки и приобретал общественное значение: в условиях быстрого увеличения численности иногороднего населения в Кубанской области проявилось обостренное желание казачества защитить и сохранить свое самосознание, в том числе и с помощью самобытной песенной культуры. Четырнадцать выпусков «Песен кубанских казаков» А.Д. Бигдая вызвали живой отклик общественности и прессы.

Более столетия центром распространения церковного певческого искусства являлся Войсковой певческий хор. Наибольший вклад в развитие хора внесли регенты М.И. Лебедев, Ф.М. Дунин, М.С. Городецкий, Г.М. Концевич, Я.М. Тара-ненко. По численности, составу, образцовой организации, редкостному подбору голосов и высоко развитой технике пения хор считался первым на Кавказе, с ним не могли состязаться ни архиерейский хор, ни городские певческие объединения. Впервые попав в Войсковой собор в 1860 г. десятилетним мальчиком, Ф.А. Щербина позднее описывал свои впечатления от услышанного: «Особенно сильно меня поразили три песни — херувимское тройное «Господи, помилуй» и концерт… когда хор стройно и плавно запевал «Иже херувимы» и начались переходы и чередования голосов, когда попеременно слышались чистые голоса дискантов и альтов … неслись голоса теноров или внезапно раздавалось мощное пение басов «Яко до Царя всех подымем». Я бессознательно улыбался, как улыбаются иногда от неожиданных, но приятных впечатлений … аккорды звуков в течение, по крайней мере, получаса наполняли, казалось, весь собор, то гремя и сверкая, как гром, то падая очищающим душу ливнем». Певчими в войсковом хоре были казаки из разных станиц Кубанской области. Знания и опыт, полученные за годы службы в хоре, давали им возможность по возвращении домой зарабатывать на жизнь трудом регента местной церкви или учителя пения в школе.

На рубеже XIX – XX вв. популярными становятся «духовные концерты» из произведений современных русских композиторов на церковные тексты. Войсковой хор знакомил кубанцев с сочинениями П.И. Чайковского, А.Д. Кастальского, А.А. Архангельского, А.Т. Гречанинова и других авторов. Подобные концерты формировали у слушателей интерес к новому стилевому направлению русской духовной музыки, вдохновляли на создание хоров в станицах и городах края. Соборный хор удовлетворял эстетические потребности населения, способствовал пониманию музыки, а также являлся музыкально-образовательным центром, подготовившим сотни регентов и учителей пения.

После образования в 1860 г. Кубанского казачьего войска в Екатеринодар из Ставрополя был переведен «музыкантский кавалерийский хор» — бывший оркестр Кавказского Линейного казачьего войска. Он состоял исключительно из исполнителей на медных духовых инструментах и выполнял функции сугубо военного оркестра с соответствующим репертуаром. Войсковой музыкантский хор бывшего Черноморского войска превратился практически в бальный оркестр, исполнявший преимущественно светскую музыку русских и западных композиторов. Наличие в войске двух оркестров существенно расширило формы их участия в музыкальной и вообще культурной жизни станиц и городов. В 1888 г., по примеру других казачьих войск, на Кубани остался один оркестр — музыкантский хор из 36 музыкантов и 18 учеников. К этому времени военные и духовые оркестры стали создаваться в полках и батальонах Кубанского казачьего войска, поэтому войсковой музыкантский хор сохранял концертно-бальный характер. К концу XIX в. с увеличением струнной группы оркестра он трансформировался в симфонический.

Во второй половине XIX столетия основы музыкального профессионализма на Кубани закладывались домашними частными уроками, занятиями музыкой в учебных заведениях и музыкальных кружках. В это время любительство и профессионализм существовали во взаимосвязи, и различия между ними часто носили условный характер. С 1 ноября 1906 г. начались занятия в музыкальных классах Екатеринодарского отделения Императорского русского музыкального общества, где преподавали выпускники Петербургской и Московской консерваторий. Спустя три года музыкальные классы были преобразованы в училище.

Мастера изобразительного искусства вносили важный вклад в развитие художественной культуры Кубани. Самобытным художником-реалистом был Петр Сысоевич Косолап (1834 — 1910). Он окончил Павловский кадетский корпус, во время Крымской войны командовал пластунами, а в 1861 г. поступил в Императорскую Академию художеств, в класс гипсовых фигур. В 1863 г. на академической выставке экспонировалась картина Косолапа «Сумасшествие», которая была удостоена малой серебряной медали. Изображение бедного сумасшедшего музыканта, играющего на прогнившем чердаке у тела старушки-матери, среди ужасов бедности и лишений, буквально потрясло зрителей. На следующий год П.С. Косолап выставил картину «Возвращение из ссылки». Только через двадцать лет эта тема была гениально развита И.Е. Репиным в картине «Не ждали». За незаконченное полотно «Последние минуты Шамиля в Гунибе» на академической выставке 1867 г. жюри присуждает П.С. Косолапу золотую медаль. Успехи кубанского художника давали ему право участвовать в конкурсе на большую золотую медаль, но Косолап «за прекращением от войска стипендии» был вынужден уехать в Екатеринодар, где продолжал военную службу и творческую деятельность.

Регулярно бывал на Черноморском побережье Кавказа живописец-пейзажист реалистического направления и активный деятель Товарищества передвижных художественных выставок А.А. Киселев. Несколько его полотен — «Горная дорога» (1909), «Тихая вода» (1900), «Ночь на море» (1909), «Кадошские скалы» (1902) -посвящены Туапсе.

По совету историка запорожского казачества Д.И. Яворницкого на Кубань для встречи с потомками запорожцев приехал в 1888 г. Илья Ефимович Репин. В станице Пашковской он выполнил несколько десятков портретных набросков с казаков — участников Крымской войны. После возвращения с Кубани Репин завершил свое эпическое полотно «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

Центрами изобразительного искусства в Кубанской области в начале XX в. стали школа рисования Е.И. Посполитаки и Екатеринодарская картинная галерея. Школа Посполитаки была первым частным учебным заведением на Кубани, где учились не только рисованию, но и ремеслу. Причем часть воспитанников обучалась за счет основателя школы. Основу Екатеринодарской картинной галереи составила коллекция местного любителя живописи Федора Акимовича Коваленко (1866 — 1919). Его называли «кубанским Третьяковым», он был известным человеком в России, состоял в переписке с Л.Н. Толстым, И.Е. Репиным, Н.И. Рерихом.

В 1889 г. Главное управление казачьих войск сообщило известному скульптору Михаилу Осиповичу Микешину «заветное сердечное желание всех кубанцев видеть памятник Императрице Екатерине II в своем родном городе Екатеринодаре, носящем имя своей августейшей основательницы». Напряженная работа над памятником продолжалась до самой смерти Микешина, и лишь в 1907 г. была установлена колоссальная статуя императрицы (вместе со статуями меньшего размера: генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина-Таврического, кошевых атаманов Си-дора Белого, Захария Чепеги, Антона Головатого, а также кобзаря с поводырем). Шедевр Микешина простоял до 1920 г. и был демонтирован в связи с приближавшейся годовщиной Октябрьской революции.

Архитектурный облик кубанских городов менялся в пореформенный период. Если в 1870 — 1890 годах основным стилевым направлением являлся эклектизм, то к началу XX столетия он уступил место модерну. Заметный вклад в архитектуру Екатеринодаравнес Иван Клементьевич Мальгерб. В качестве городского архитектора он руководил постройкой зданий мужской гимназии (ныне краевой центр эстетического воспитания и гуманитарного образования), епархиального женского училища (медицинская академия), коммерческого училища (академия физической культуры). Бесценными творениями Мальгерба стали Свято-Екатерининский кафедральный собор и проект Свято-Троицкой церкви.

Выдающимся кубанским архитектором был Александр Петрович Косякин (1875 – 1919). Сын помощника атамана Кубанского казачьего войска, он пренебрег блестящей военной карьерой, которая открывалась перед ним, и поступил в Петербургский институт гражданских инженеров. Окончив его и вернувшись на Кубань, Косякин вскоре был назначен на ответственную должность войскового архитектора. Одной из первых его значительных работ стал проект трехэтажного здания Кубанского Мариинского института. Оно и по сей день украшает город (ныне Краснодарский военный институт). В сентябре 1906 г. в станице Пашковской по его проекту была заложена церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы. По своей ажурной, изящной архитектуре этот Божий храм не имел себе равных на Кубани. По проектам А.П. Косякина были возведены церкви в станицах Казанской и Славянской. Замечательной работой архитектора стало и здание почтамта. Творения А.П. Косякина создавали городской «каменный пейзаж» и не затерялись среди других зданий Екатеринодара.

Мощный духовный потенциал, накапливавшийся на Кубани, не всегда, к сожалению, реализовывался вследствие отдаленности региона, неразвитости образовательной сферы, засасывающей будничности провинциальной жизни.

Екатеринодар являлся культурным центром Кубани, но не стоит забывать, что больше половины его населения были выходцами из сельской местности и сохраняли следы традиционного крестьянского менталитета. Массовое сознание и духовная культура населения кубанской столицы представляли собой неразрывное целое.

В городе было несколько театров, одним из старейших являлся Летний театр, находившийся на территории городского сада. В своих стенах он принимал множество столичных знаменитостей. Труппа Малого театра показала на его сцене пьесы «Гамлет» В. Шекспира, «Гроза», «Бешеные деньги», «Последняя жертва» А. Островского и др. В 1905 г. со своей труппой выступал известный драматический артист Мамонт Дальский (с трагедией Шиллера «Дон Карлос»). Через пять лет на сцене театра пел знаменитый бас Ф. Шаляпин. Имя уроженца Кубани В. Дамаева было известно не только в России, но и за рубежом. «За такого тенора в наше бестенорное время надо ухватиться обеими руками, — отзывался о Дамаеве Ф. Шаляпин. – Это настоящий драматический тенор с превосходной дикцией и несомненным дарованием».

В 1913 г. в Летнем театре выступала балерина императорских театров Е. Гельцер.

На подмостках Летнего театра довольно часто можно было увидеть войсковой музыкальный симфонический оркестр, а также хор под управлением Е.Д. Эспозито. Произведения П. Чайковского, Д. Верди, М. Глинки, исполнявшиеся ими, собирали многочисленных слушателей. Но посещение спектаклей было доступно в основном состоятельной публике

В 1909 г. в Екатеринодаре появилось два новых театра. В Зимнем театре был открыт первый театральный сезон: оперная труппа госпожи Шперлинг ставила оперу Д. Верди «Аида». Затем последовали постановки опер «Фауст», «Пиковая дама», «Дубровский», «Жизнь за царя» идр. В 1912г. в помещении Зимнего театра состоялись концерты знаменитого тенора Л. Собинова, известного скрипача Б. Губермана и др. Вслед за Зимним театром был открыт Северный театр, на его сцене выступали скрипач К. Думчев, трагик М. Дальский, малороссийская труппа С. Глазуненко и др.

Довольно часто в стенах Второго общественного собрания выступали знаменитые гастролеры: эстрадные певицы А. Вяльцева, Н. Плевицкая, композиторы-пианисты А. Скрябин, С. Рахманинов и др.

В Екатеринодаре не было профессиональных театральных трупп, поэтому большое развитие получили любительские объединения, возникавшие при благотворительных обществах и учебных заведениях города. Представления чаще всего приурочивали к какому-то празднику или важному мероприятию. Если спектакли не носили благотворительного характера, то просмотр их для всех желающих был бесплатным. В репертуаре любительских кружков были такие произведения, как «Недоросль» Д. Фонвизина, «Женитьба» и «Ревизор» Н. Гоголя, «Бедность не порок» и «Доходное место» А. Островского. Иногда актеры-любители ставили легкие, бессодержательные водевили.

Подводя итоги, можно констатировать, что развитие кубанской культуры в конце XIX — начале XX в. проходило в специфических условиях, характерных для многонациональной «молодой» окраины Российской империи. Богатая традиционная культура народов Кубани получает развитие в набирающей силу профессиональной культуре, произведения кубанских художников, писателей, музыкантов пополняют фонд отечественной культуры.

2. ИССКУССТВО КУБАНИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА

Существенные позитивные сдвиги произошли в 1970-х годах в культурной жизни края. В эти годы на Кубани работали 5 театров, 3 филармонии, 180 музыкальных и художественных школ, 6 средних специальных учебных заведений культуры, 1745 массовых библиотек, 1879 клубных учреждений. Хозяйства и предприятия за счет бюджетных средств и собственных прибылей в эти годы построили 177 учреждений культуры, в том числе клубы и дома культуры, кинотеатры, библиотеки. На предприятиях, в хозяйствах, учреждениях и организациях создавались десятки музыкальных школ, самодеятельных коллективов, цирковых студий, ансамблей, хоров.

Активно развивалась музыкальная культура Кубани. Сочинения композиторов, особенно Г. Пономаренко, Н. Хлопкова, Г. Плотниченко, получили широкую известность и за пределами нашего региона. Неоценимый вклад в развитие музыкальной культуры и изучение народного творчества внес Кубанский казачий хор под руководством В.Г. Захарченко, которым были собраны и обработаны тысячи народных песен, издана уникальная музыкальная литература, созданы талантливые оригинальные произведения.

Семидесятые стали временем творческого взлета ряда театральных коллективов Кубани.

Краснодарский драматический театр им. М. Горького ставил отечественную и зарубежную классику, не оставляя без внимания и произведения современных драматургов. Неординарные сценические решения, оригинальная интерпретация пьес создали краснодарской «драме» репутацию новаторского театра. За постановку спектаклей «Фауст», «Кочубей» и «Старик» главный режиссер театра М А. Куликовский был удостоен Государственной премии им. Станиславского, а позднее звания народного артиста СССР.

Художественный руководитель Краснодарского театра оперетты Ю. Хмельницкий существенно обновил репертуар. Показателем успеха творческих коллективов театров драмы и оперетты стали возросшая популярность их спектаклей и столичные гастроли, вызвавшие заинтересованный отклик в театральной прессе.

Известность в эти годы приобрели Краснодарский народный театр юного зрителя, возглавлявшийся С. Тройским, и Краснодарский театр кукол под руководством А. Тучкова.

Стремились к плодотворной работе и творческие союзы. Произведения писателей Кубани и Адыгеи получили широкую известность и высокую оценку. Были удостоены Государственной премии России В. Лихоносов (за роман «Ненаписанные воспоминания»), А. Знаменский (за роман-хронику «Красные дни»). И. Маш-башу (за роман «Раскаты далекого грома») была присуждена Государственная премия СССР.

Краснодарская писательская организация объединяла около тридцати членов Союза писателей СССР. Среди них — талантливые поэты В. Бакалдин, И. Варав-ва, Ю. Гречко, В. Неподоба, С. Хохлов, известные прозаики И. Бойко, И. Зубенко, В. Логинов, Л. Пасенюк и другие.

Краевая организация Союза художников включала более ста двадцати человек. На зональных и всесоюзных художественных выставках с особым успехом демонстрировались работы В. Мордовина, Г. Булгакова, А. Калугина, И. Коновалова, В. Мсхеда и других.

Однако развитие искусства, как и всей социокультурной сферы, сдерживалось жестким прессингом партийно-государственного контроля, идеологической предвзятостью со стороны соответствующих служб края и страны в целом.

3. ИССКУСТВО СОВРЕМЕННОЙ КУБАНИ

С 1992 г. (февраль — март) на Кубани по инициативе созданного в декабре 1991 г. Центра песни композитора Г. Пономаренко стал проходить фестиваль «Звезды России». В Армавире с декабря 1992 г. начал свой путь международный фестиваль «Культура сближает народы». С июня 1993 г. на Кубани проводится фестиваль симфонической и камерной музыки «Эоловы струны», в котором принимают участие ведущие коллективы страны.

В сентябре 1991 г. в Краснодарском театре оперетты состоялся восьмой Всероссийский конкурс эстрадной песни. В ноябре 1992 г. здесь же прошел очередной конкурс. Позже театр оперетты неоднократно был местом проведения Всероссийского конкурса артистов оперетты, многие лауреаты которого влились в труппу театра.

Октябрь 1993 г. стал временем рождения рок-фестиваля «Южная волна», в котором принимали участие кроме местных групп исполнители и коллективы, пользующиеся любовью и уважением в России. С 1993 г. (сентябрь — октябрь) в муниципальном концертном зале камерной и органной музыки стал проводиться Международный фестиваль органной музыки с участием исполнителей из России, Молдавии, Латвии, Германии. В октябре 1996 г. состоялся Первый кубанский фестиваль балета.

Кубанские исполнители и коллективы участвовали во многих конкурсах и фестивалях в России и за рубежом, были отмечены различными премиями. Так, Кубанский казачий хор получил Государственную премию Украины имени Т. Шевченко. В феврале 1993 г. прошли Дни Кубани в московском «Совинцент-ре». В 1994 г. Краснодарский театр кукол (художественный руководитель А. Тучков) занял первое место на Казанском театральном фестивале. Актрисы Краснодарского драматического театра И. Макаревич и А. Кузнецова стали лауреатами фестиваля «Актерские звезды России» в Белгороде. Геленджикский театр «Тор-рикос» получил премию в Испании за спектакль «Любовь дона Перлемплина». Уроженец Кубани С. Женовач был отмечен театральной премией «Золотая маска» за режиссуру.

Немало для популяризации театрального искусства сделали организаторы театрального фестиваля, проходившего в Краснодаре. Иногда в нем участвовали не только кубанские театры (драмтеатр, театр оперетты, «Торрикос», театры Армавира и Майкопа и др.), но и театральные коллективы из Москвы и Санкт-Петербурга.

С 1991 г. в Сочи стал проходить кинофестиваль «Кинотавр». Сначала он имел статус российского открытого. С 1994 г. «Кинотавр» стал международным фестивалем. Здесь состоялись премьеры многих картин, впоследствии получивших многочисленные международные премии.

В сентябре 1992 г. в Анапе впервые состоялся российский кинофестиваль «Ки-ношок». С 1994 г. он стал фестивалем стран СНГ и Балтии. Все бывшие республики СССР получили возможность не только демонстрировать свои достижения, но и проводить в рамках фестиваля семинары и научно-практические совещания по вопросам киноискусства и кинопроката. Если вначале здесь присутствовали фильмы, «шокирующие» публику и специалистов, то со временем Анапа стала местом смотра подлинных произведений киноискусства стран бывшего СССР. Кинофестиваль открыл возможность обмена опытом выживания в условиях коммерциализации киноискусства и поиска путей к зрителю в ситуации глубокого кризиса кинопроката.

Из полутора десятков фестивалей, регулярно проводившихся на территории СНГ и Балтии, лишь «Кинотавр» и «Киношок» сумели сохранить высокий уровень отбора кинопроизведений и организации работы с кинематографической общественностью и любителями кино. Это связано еще и с тем, что оба фестиваля пользуются заметной поддержкой администрации Краснодарского края.

Кроме этого, проходили фестивали в Адлере (развлекательного кино) и в Геленджике (детективного фильма). Краевой центр также не остался в стороне от фестивальной кинематографической жизни. В октябре 1993 г. состоялся Первый Краснодарский международный кинофестиваль-кинорынок фильмов комедийного и музыкального жанров. Второй фестиваль прошел в 1996 г.

Кинофестивали не ограничивались только конкурсными и внеконкурсными программами. Участники фестивалей, среди которых были известные актеры, в том числе кубанцы по происхождению (Н. Мордюкова, Л. Малеванная), молодые «звезды», встречались со зрителями, знакомили их с новинками отечественного кино. Таким образом отечественный кинематограф поддерживал связь с публикой в условиях кризиса.

В 1990-е годы приобрел популярность фестиваль фольклора Кубани «Золотое яблоко». С февраля 1993 г. в зале Краснодарского высшего музыкального училища-колледжа им. Н.А. Римского-Корсакова стал проводиться фестиваль «Екатеринодарские музыкальные встречи», а с мая того же года — «Кубанская музыкальная весна». В мае 1994 г. муниципальный концертный зал Краснодара вошел в ассоциацию лучших концертных залов России.

Все это способствовало росту интереса кубанцев к искусству, увеличивало количество посетителей концертных и театральных залов.

В 90-х годах известные за пределами Кубани писатели В. Лихоносов и А. Знаменский за произведения, написанные в этот период, были отмечены литературной премией им. М. Шолохова.

В 1993 г. Всекубанским казачьим войском была учреждена премия имени Я. Кухаренко в области литературы и искусства.

В конце 1980-х годов в Краснодаре был торжественно открыт Литературный музей Кубани (в доме Я. Кухаренко, известного общественного деятеля XIX в.). Работники музея стали не только хранителями традиций прошлого, но и популяризаторами современного литературного потенциала Кубани. Здесь происходят встречи, во время которых обсуждаются творческие планы и новые произведения.

Напряженно работали кубанские театры. Все это время в Геленджике существовал театр «Торрикос», демонстрировавший свои спектакли на различных фестивалях в стране и за рубежом, где его выступления сопровождал неизменный успех. Главный драматический театр Кубани в 1996 г. получил звание академического. Его коллектив строил свой репертуар на основе произведений Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Чехова, М. Горького, М. Булгакова, Л. Леонова, кубанского поэта И. Вараввы. Музыкальный театр ставил зажигательные оперетты Ф. Легара, И. Кальмана, И. Штрауса, а также оперы. Специально для кубанских театров создавались пьесы, сюда приезжали ведущие режиссеры страны.

Уже в конце 1980-х при Краснодарском краевом отделении Союза композиторов России был организован камерный хор под руководством В. Яковлева. Хор, основу репертуара которого составляла русская классическая и духовная музыка, сочинения современных композиторов и обработки народных песен, быстро достиг высокого профессионального уровня и стал филармоническим коллективом. С 1992 г. это Краснодарский государственный камерный хор.

Приобрел широкую известность в стране и за рубежом Государственный Кубанский казачий хор под руководством народного артиста России и Украины В. Захарченко. На его базе был создан Центр народной культуры Кубани, при котором организована детская экспериментальная школа народного искусства.

В 90-х годах были введены звания «Заслуженный деятель искусств Кубани», «Заслуженный работник культуры Кубани», «Заслуженный артист Кубани», «Заслуженный работник кино Кубани».

С июня 1992 г. активно работал Краснодарский центр национальных культур. Он был призван «содействовать формированию национального самосознания, более полному и глубокому освоению и взаимообогащению традиционных культур разных народов, объединению их усилий для защиты общечеловеческих ценностей, решению гуманитарных и культурных проблем».

В начале 1990-х годов стали появляться новые телевизионные компании. Наряду с ГТРК «Кубань» в эфир выходили «Пионер», «Фотон», «АВС», «Контакт» и другие. Они создавали оригинальные программы, посвященные культурной жизни региона. С 1996 г. проводится фестиваль телевизионных программ Юга России. В 1997 г. в Краснодаре прошел фестиваль рекламы Юга России.

В 1990 г. было создано Краснодарское творческое объединение «Премьера», поначалу существовавшее как гастролыю-музыкальный театр. Постепенно состав объединения, руководителем которого стал народный артист России Л. Гатов, значительно расширился. В него вошли Кубанский симфонический оркестр, органный зал, Молодежный театр, Новый театр кукол и другие коллективы.

С начала 1990-х годов наблюдается расцвет изобразительного искусства. Преобладание цвета над формой, яркая декоративность и монументальность, поэтичность и праздничность — те особенности, которые отличают произведения кубанских живописцев. Общность территории, изобилующей солнечным светом, наличие в Краснодаре художественного училища и художественно-графического факультета Кубанского госуниверситета (большая часть кубанских живописцев и графиков — их выпускники) определили близость эстетических принципов, являющихся основой оригинальной кубанской школы изобразительного искусства.

Художественный музей, выставочный зал, коммерческие галереи позволили кубанским художникам познакомить со своим творчеством земляков и гостей Кубани. Практически все мастера принимали участие в выставках местного отделения Союза художников России. Большой интерес у специалистов и публики вызывали работы художников: О. и Л. Блохиных, А. Паршкова, Е. Казицына, произведения скульпторов А. Аполлонова, А. Карнаева и др.

Переломные моменты истории часто расцениваются как не лучшее время для развития культуры. Но это имеет место в том случае, если «развитие» понимается как восхождение по ступеням прогресса. Однако в искусствоведении утвердилось иное понимание термина «развитие», возвращающее к исконному значению слова: развитие как изменение. При таком подходе любая переломная эпоха может рассматриваться как период всплеска интереса к культуре во всех ее проявлениях. С одной стороны — отсутствие крупных материальных средств, способных поддержать, как правило, всегда нерентабельное культурное пространство, с другой -несокрушимое желание творить и создавать для людей нетленные ценности, не отрицающие прошлое, а дополняющие его.

В начале 90-х годов постепенно отходила в прошлое ориентация на единое идеологическое обоснование культурных процессов. Однако отсутствие общих идеологических посылов вызвало растерянность сначала у самих субъектов культурного пространства, а затем и у тех, кто формирует культурную политику. Это выразилось в поисках новых основ коллективной самоидентификации. Их опорой стало возвращение к традициям, связанным с патриотизмом, любовью к Родине, с историческими ценностями.

Плюрализм в подходах к культурному развитию нашел свое отражение в многообразии форм культурной жизни, связанных с национальным, конфессиональным, демографическим и в целом с социокультурным своеобразием региона. Все это вызвало острые дискуссии о судьбах культуры. Сетованиям по поводу глубокого духовного кризиса противостоит оптимизм, связанный с появлением новых возможностей приобщения людей к культурным ценностям. Далеко не всегда адекватную реакцию вызывает как в официальных кругах, так и среди представителей других групп населения феномен массовой культуры, весьма острой остается проблема защиты и сохранения культурного наследия прошлого.

Однако в целом можно отметить, что благодаря происшедшим переменам культурная жизнь Кубани стала богаче и разнообразнее.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Краснодарский край выделяется особой казачьей культурой, в Краснодаре существуют Государственный казачий хор (кстати, известный во всем мире) и Центр народной культуры Кубани. Работают театры драмы, оперетты, кукол, филармония, цирк, музеи, университет. В Новороссийске есть планетарий. Обладая богатой историей и красивой природой, край располагает на своей территории огромным количеством самых разнообразных историческо-культурных, археологических и природных достопримечательностей, особенно на причерноморском побережье.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    Бранский. Искусство и философия. Калининград, 1999.

  1. Горлова И.И. Культурная политика в современной России: региональный аспект. Краснодар, 1998.
    Система учреждений социально-культурной сферы ФЕНОМЕН ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ И ФАКТОРЫ ВЛИЯЮЩИЕ НА ЕЕ РАЗВИТИЕ

    2014-12-06

Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы и формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансгранич-♦ ных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этнических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.

В современных условиях наиболее заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, а с другой - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия. В этих условиях изучение и распространение историко-культурного опыта в его духовной сфере приобретает особое звучание, ф Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению проблемы мешает отсутст вие научно обоснованной культурной политики. Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строиться с учетом уроков прошлого.

Возможности формирования новой мировоззренческой парадигмы в российском обществе напрямую зависят от того, как сохраняются национальные корни. В этой связи, необходимо создание условий для саморазвития традиционных этнических культур, способных служить нравственным ориентиром для новых поколений. Расширение сферы культурной жизни может и должно происходить за счет включения в-социокультурное творчество различных слоев населения, обогащение интересов и развитие инициатив. Именно поэтому, особую актуальность приобретают исследования исконных традиций народной культуры и ее эволюции.

Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, основанные на исследовании народной культуры, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы, которую мы сформулировали как историю становления и развития духовной жизни славянского населения Кубани (на примере народной культуры региона в единстве его содержательной и динамической сторон).

Духовная жизнь, народная культура и ее проявления изучаются разными научными дисциплинами гуманитарного профиля - исторической наукой, философией, культурологией, социальной антропологией, искусствоведением, фольклористикой, этнографией, эстетикой и др. Каждая из них стремится сформировать свой предмет исследования. Специфической особенностью изучения данного объекта является то, что фольклор служит одним из основных источников для выявления трансформации духовной жизни в его базовой составляющей. Именно поэтому, в качестве объекта исследования мы избрали духовную жизнь славянского населения Кубани в процессе ее исторического развития, начиная с конца XVIII века и на протяжении двух последующих столетий.

Предмет исследования: взаимосвязь общественных традиций и динамики народной культуры как составной части духовного мира славян Кубани.

Географические границы Кубанской области стали складываться после победы России в войне с Турцией 1768 - 1774 годов. В целях защиты от нападений воинствующих соседей под руководством A.B. Суворова в 1777 году была возведена Кавказская линия укреплений, простиравшаяся от Азова до Моздока. Вдоль нее разместили регулярные войска. С 1783 году река Кубань стала границей Российского государства. Для обеспечения политического и экономического превосходства России на Северном Кавказе свободные земли решено было заселить. Согласно жалованной Екатериной II грамоте, обширные территории от Таманского полуострова по правому берегу реки Кубани до впадения в нее Лабы отвели Черноморскому казачьему войску, состоявшему из части бывшего Запорожского войска и представителей различных слоев населения Украины.

25 августа 1792 года морские силы черноморцев высадились на Таманском полуострове. Вслед за флотилией два пеших полка с семьями прибыли сухим путем через Крым и устроили наблюдательный пост при старом Темрюке. Конница, пехота и войсковой обоз под командованием кошевого атамана Чепи-ги, переправившись через Буг, Днепр и Дон, подошли к Тамани с севера. Перезимовав на Ейской косе, черноморцы ранней весной двинулись вглубь территорий. Главные боевые части расположились в Карасунском куте при впадении в реку Кубань старого протока, где впоследствии был основана войсковая резиденция город Екатеринодар. Весной и летом 1793 года массовое, организованное переселение черноморцев продолжилось. Население размещалось по куреням путем жеребьевки. Восемь куреней - Васюринский, Корсунский, Пласту-новский, Динской, Пашковский, Величковский, Тимошевский и Роговской оставили у Кубани. В северной части Черномории вблизи Донской области по реке Ее основали Щербиновской, Деревянковский, Конеловский, Шкуринский, Кисляковский, Екатериновский, Незамаевский и Калниболотский курени, у притока той же реки Кугоеи - Кущевский, при другом притоке Сасыке - Минской, Переяславский и Уманский. В верховьях реки Албаши расположились Ирклиевский и Брюховецкий, на реке Тихенской - Крыловской и на Челбасах -Леушковский курени. Удаленными от реки Кубани и черкесов оказались Бере-занский, Батуринский, Кореновский, Дядьковский, Платнировский и Сергиевский курени. Десять куреней разместили треугольником между Азовским морем и рекой Кубанью: Поповический, Мышастовский, Ивановский, Нижестеб-лиевский, Вышестеблиевский, Полтавский, Джерелиевский, Каневской, Медве-довский, Гитаровский курени(1).

Старую Кавказскую линию и восточные районы обживали донские казаки и переселенцы из южнорусских губерний. Они размещались в укреплениях, позднее переименованных в станицы Усть-Лабинская, Кавказская, Прочноокоп-ская, Григорополисская, Темнолесская, Воровсколесская(2). В 1802 году на Старую Линию были переселены казаки Екатеринославского войска (с Украины), основавшие Темижбекскую, Казанскую, Тифлисскую, Ладожскую, а два года спустя Воронежскую станицы. В 1825 году хоперские и волжские казаки в верховьях рек Кубани и Кумы обустроили Невинномысскю, Беломечетскую, Баталпашинскую, Бекешевскую, Суворовскую, Боргустанскую, Ессентукскую станицы(З).

Закубанские земли располагались южнее слияния рек Кубани и Лабы до Терской области. Колонизация Закубанья началась в 40-х годах XIX века за счет притока казаков из линейных и черноморских станиц Кубани, переселенцев из центральных губерний и солдат, остававшихся после окончания воинской службы.

В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью^). В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область, вошедшая в состав Кубано-Черноморской области. Большую часть Баталпашинского отдела передали Терской области и Карачаево-Черкесской автономной области.

В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области объединились в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону. В том же году край переименовали в Северо-Кавказский. В 1934 году край разукрупнили. В состав Азово-Черноморского с центром в Ростове-на-Дону вошли некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. Центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край разделили на Краснодарский край и Ростовскую область. В 1991 году Адыгейская автономная республика стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Кубанью принято называть территорию бывшей Кубанской области и нынешний Краснодарский край за исключением части восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю, и части южных районов, входящих в состав Карачаево-Черкессии.

Хронологические рамки диссертации охватывают более чем двухсотлетний период: с конца XVIII до конца XX века. Выбор данных временных параметров обусловлен тем, что за два века в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли качественные изменения. Некогда самобытная национальная культура, основанная на Православной вере, составляла фундамент российского государства. Идеалами русского народа были церковь, семья, традиционные ценности. Отказ от исконных духовных традиций в пользу наднациональных, универсальных, атеизация образования и воспитания в XX веке привели общество к опустошению и упадку. Отрицание религиозных основ культуры и фольклорных традиций прошлого в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей Запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны, ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением исторической памяти русской цивилизации, возрождением" и укреплением национально-консервативного мировоззрения и культурного опыта.

Методологическая основа диссертации. Сложность объекта исследования и характер поставленных задач обусловили необходимость использования комплекса методов. Одним из них стал системный подход, позволивший рассматривать духовную культуру славян Кубани как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг друга. Системное рассмотрение внутреннего устройства и функционирования духовного производства имеет три измерения: человеческое, процессуальное и предметное, что предполагает выявление необходимых составляющих каждого звена.

Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и пространстве.

Выявить изменения, произошедшие в тех или иных культурных объектах, осмыслить их как специфически значимые единицы позволили функциональный и ретроспективный методы. Тот факт, что в ходе исторического развития культурные объекты выполняли и выполняют множество функций, потребовал анализа их природы и назначения. Духовная культура славянского населения Кубани мыслилась как самобытная, интегрированная система, части и пласты которой выполняют взаимосогласованные функции. Для уяснения динамики духовного производства потребовалось аналитически разделить этот процесс на ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы творческого самовыражения и др.

Для наиболее полного охвата избранной проблемы автору представлялось необходимым использование сравнительно-исторического метода, основанного на сопоставлении сходных данных с целью изучения исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей духовный мир славян-кубанцев. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило полнее раскрыть истинное значение и ценность культурного наследия, его отношение с исторической действительностью, место и роль в духовной жизни общества.

Интерпретация народной культуры как базового элемента духовности с исторической точки зрения предполагает описание хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом элементы культуры стали иными в процессе своего развития. Метод дает возможность лучше понять и объяснить события духовной повседневности, оказавшие влияние на ход культурной истории Кубани.

Историческая антропология, бурно развивавшаяся начиная с 30-х годов XX столетия, вооружила нас методами междисциплинарного подхода, что позволило ввести в оборот нетрадиционные для исторической науки источники. В их числе фольклорные памятники, дающие представление об эволюции мен-тальности, о социально-психологических характеристиках носителей культурных ценностей. В этой связи нам представляется уместным использование инструментария лингвистики и семиотики.

С помощью лингвистического метода изучался язык фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией.

Текстологический анализ помог установить тенденции во взаимодействии говоров и литературной лексики. Семиотический метод потребовал рассмотрения произведений народного творчества как результата знаковой деятельности: кодирование, хранение, распространение, воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного понимания смысла и назначения фольклорных произведений.

Осмысление логики произошедших динамических сдвигов в духовной повседневности славян Кубани за два столетия помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.

Историография исследования определяется, во-первых, представлениями автора диссертации о междисциплинарном пространстве изучения духовной жизни народа, во-вторых, историческим контекстом этого пространства, наконец, в-третьих, локальностью сообщества, чья духовная культура подвергается историческому анализу. Исходя из этого, изученная нами литература включает в себя широкую область гуманитарных исследований, как во временном, так и проблемном пространстве.

Всю отечественную научную литературу можно разбить на несколько хронологических периодов: конец XVIII - 30-е годы XIX века.; 40-е годы XIX -20-е годы XX веков; 30-е - 50-е годы XX века.; 60-е - 80-е годы XX века; 90-е годы XX - начало XXI века. В рамках этих периодов автор рассматривает историю изучения духовной культуры, прежде всего, исторической наукой. Однако проблема соотношения фольклора и исторического процесса методологически исследовалась лингвистами, собственно фольклористами, искусствоведами, социологами, культурологами. В их работах содержатся ценные для историка наблюдения, поэтому их нельзя обойти в данном историографическом обзоре. Для нашего исследования принципиально значимыми в методологическом отношении являются размышления философов, и вообще гуманитариев, о сущности человеческой культуры, о понятии духовности, в том числе применительно к российской истории. Наконец, значительный раздел историографии данной диссертационной проблемы включает местные исследования как общеисторического и краеведческого характера, так и региональных фольклористов.

Как известно, европейская литература во второй половине XVIII века переживала эпоху классицизма. Русские писатели, используя сюжеты, взятые из античной истории и греко-римской мифологии, все же обращали свой взор на легендарных героев из прошлого своего народа. Но правила классицизма не предусматривали, чтобы таких героев брали из «мужицкого» эпоса, поэтому их находили в древнерусских и московских исторических сочинениях (легендарные Кий, Хорев, Славен, Рус и другие). Критерием, определявшим занятия историей, стали «здравый смысл», «рационализм», «разум». Ученые эпохи Просвещения упорно создавали научные концепции, противопоставленные метафизическим увлечениям предшественников. «ГТросвещение, коротко говоря, было эпохой, посвятившей себя (по крайней мере, если говорить о ее господствующих тенденциях) упрощению и стандартизации мысли», - писал Артур Лавд-жой(5). Критикуя этого историописателя, В.Н. Татищев уже в первой половине XVIII века отмечал, что «дела чрезъестественные сказуют и многими баснями и суеверными чудесами наполняют историю»(6).

По свидетельству нашего современника, ученого-историка С.И. Малович-ко, уже с конца 80-х годов XVIII века одними из первых обратили внимание на народный эпос Императрица Екатерина II и русский писатель, масон И.П. Елагин, увидевшие возможность использования народных сказаний и былин в качестве источников для своих исторических трудов(7). В частности И.П. Елагин указывал, что «песни», сообщаемые скоморохами на рынках, «несомненно, означали нравы и обычаи и самый характер народа»(8).

В конце 60-х годов XVIII века известный русский писатель М.Д. Чулков, невзирая на «правила» классицизма, начинает собирание народных сказок, суеверий, былин, песен и пр. (9). Однако такое обращение к народной культуре в среде некоторых русских писателей еще не носило систематический характер. Оно воспринималось или как национальный колорит в историческом творчестве Екатерины II и И.П. Елагина, или как обращение к прелестям условной «сельской» жизни, противопоставленной городу у М.Д. Чулкова.

С конца XVIII века дискурс литературного сентиментализма стал все больше включать народные темы (Н. Карамзин, П. Шаликов, П. Макаров, В. Измайлов). Русские писатели сентименталисты в определенной степени предвосхитили традицию поиска духовных ценностей вне города - в условиях природы и сельской действительности 10). Народные темы, поднимаемые сентименталистами начала XIX века, оказали влияние на европейскую историографию периода романтизма. Бенедетто Кроче заметил об этой историографической парадигме так: «С неизбежностью потока, возвращающегося в естественное русло, сметая все искусственные преграды, теперь после долгой рационалистической аскезы взоры обратились к старой религии, к старым национальным и местным обычаям»(11). Именно под влиянием этой историографической парадигмы в противовес «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина писатель и историк H.A. Полевой написал пятитомную «Историю русского наро-да»(12). Под влиянием новой научной моды оказалась и зарождающаяся русская археология. В 20-х годах XIX века Д.З. Ходаковский представил план изучения городищ, рассыпанных по Восточной Европе, и в многочисленных последующих статьях указывал на городища как на места бывших языческих ка-пищ(13). К выводу о «святых окопах» исследователь пришел не в результате раскопок и наблюдения за памятниками, а посредством привлечения элемента духовной культуры - народных преданий в качестве исторического источника^). Дискуссия вокруг гипотезы исследователя выявила как ее противников(15), так и немногочисленных сторонников(16). Однако, споря с археологом, некоторые известные русские ученые, как, например И.И. Срезневский, были вынуждены обратиться к изучению русской духовной культуры, чтобы понять насколько народные предания могут служить источником для исторических построений^?).

Интерес к истории культуры в отечественной историографии был напрямую связан с ростом национального самосознания в российском обществе в 40-х годах XIX века. Именно в это время появились серьезные исследования о народном быте и о фольклоре в целом.

В рамках романтической парадигмы в гуманитарной сфере знания начинается процесс активного собирания фольклорных преданий, былин, песен, пословиц и т.д. С одной стороны, это движение было обязано пристальныму вниманию европейской науки к историко-литературным темам и к народной литературе в частности, а с другой, становлению российской филологии, как науки и славянофильскому течению в отечественной общественной мысли. Профессиональная историография, превратившаяся в 40-х годах в научную отрасль, больше внимания уделяла поиску глубинного смысла истории, активно следила за развитием институтов государственной власти и эволюцией русской юридической системы(18). Носившая протестный характер против утверждавшегося в науке государственного направления диссертация молодого романтика Н.И. Костомарова «Об историческом значении русской народной поэзии» (1844), в то время не смогла оказать существенного влияния на историческую мысль. Вместе с тем в диссертации и исторических монографиях ученого определился его интерес к темам, требовавшим обращения к фольклорным источникам и этнографии (19).

Само славянофильство, следовавшее как некоторым идеям немецких романтиков-шеллингианцев, искавших собственный немецкий путь в истории (sonderweg), так западнославянских славянофильствующих историков, находивших у славян «исконное» начало - общинность(20), а также собственным построениям, обращалось к народу, но не как носителю определенного исторического знания, а как к этнографическому элементу и идеологической «копилке». Исходя из антитезы, западникам, в большей степени, представлявшим государственное (юридическое) направление в русской историографии, отечественные славянофилы пытались обосновать разницу национальных «идей» существовавших в Западной Европе и в России (И.В. Киреевский, К.С. Аксаков и др.). Оперируя понятием «народ», они отрицали юридическое, формальное отношение применительно к «земле», «общине» и искали в народе «внутренней правды». Но при этом пользовались лишь гипотетическими историософскими построениями и официальными историческими источниками, не обращая внимания на историю русской духовной культуры(21). Вместе с тем влияние их на отечественную гуманитаристику и, в частности филологию, оказалось достаточно сильным.

В это же время именно филология, работая на стыке с историческими исследованиями, стала уделять внимание историческому значению русского эпоса. Например, Л.Н. Майков выдвинул мысль, что русский эпос есть верный отзвук русской исторической жизни(22). Известный историк русской литературы О.Ф. Миллер оказался под сильным влиянием выходивших тогда собраний русских народных песен Киреевского и Рыбникова; все народное стало для него священным. Изучая русские былины, ученый стремился показать нравоучительную сторону былинного эпоса. Мифологическое толкование эпоса позволило Миллеру отодвинуть зарождение былин до времен доисторической древности и дать эпосу толкование бытовое, признать его выразителем русских народных идеалов. Посредством применения исторического подхода к изучению былин, сочувствовавший славянофилам Миллер увидел в Древней Руси господство общинного духа, «народосоветие» и торжество истинно-христианских на-чал(23). Также оказавшийся под влиянием славянофилов Ф.И. Буслаев, расширил круг источников народной литературы за счет не только славянских, но и германских сказаний, что привело его к выводу: древние мифологические образы - общие для германо-славянского мира, «эпохе поклонения стихиям»(24).

Позитивистская историографическая парадигма, утверждавшаяся в российской исторической науке начиная с 60-х годов, не позволяла профессиональным историкам обращаться к «нетрадиционным» для дисциплинарной истории источникам. Это привело к тому, что почувствовавшие потребность возвращения к конкретному изучению русской старины петербургский профессор К.Д. Бестужев-Рюмин, московский профессор В.О. Ключевский и другие, могли указывать на значимость исторического познания народной культуры, но такое познание было второстепенно по отношению к официальным архивным документам, заключавшим в себе информацию об исторических фактах(25).

Позитивист, аналитик и историк литературы А.Н. Веселовский при изучении народных песен и духовных стихов отбрасывал всякие априорные построения и принятые ранее категории, отстранял определения, построенные Миллером и Буслаевым на основании отвлеченных признаков, и придерживался лишь строгой последовательности фактов. Группируя духовную культуру в исторической преемственности и эволюции, ученый не стеснялся брать факты из самых различных источников, выясняя пробелы прошлого наблюдениями над настоящим, сближая явления на низшей и высшей ступенях творчества, если они были вызваны аналогичными психическими условиями(26).

Несмотря на наметившееся расширение источниковой базы исторической науки, памятники духовной культуры считались второстепенным типом источников, так как в представлениях профессиональных историков они не заключали в себе неопровержимых фактов. Однако к концу XIX века вопросы духовной культуры уже стали рассматриваться в рамках истории русской культуры. Об этом свидетельствовал выход обобщающих трудов П.Н. Милюкова(27), который продолжил традиции государственно-исторической школы, что сказалось и на освещении духовных оснований русской культуры. В отечественной науке «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова были первым опытом научно-популярного описания социокультурного процесса. Каждую из проблем, как-то: население, экономический быт, государственный и сословный строй, веру, творчество, образование, автор исследовал в процессе исторического развития. Как и многие позитивисты, Милюков искал в человеческой природе объяснения общественных процессов, подводя их под законы биологии и психологии. При этом он выступал противником монистического взгляда на историю.

Главным фактором в формировании духовности русского народа Милюков считал церковь и школу. Результаты анализа позволили ему дать ответ на центральный вопрос второй части труда - о происхождении и наиболее характерных чертах духовной розни интеллигенции и народа. В контексте проблем данной диссертации обращает на себя вывод Милюкова о том, что языческая старина надолго оставалась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой религии. Двоеверие составляло одну из особенностей русской культурной истории.

Материалистическая концепция истории культуры, основанная на марксистской точке зрения, нашла отражение и в трудах Г.В. Плеханова. В «Письмах без адреса» он писал, что смотрит «на искусство, как и на все общественные явления, с точки зрения материалистического понимания истории»(28). Плеханов считал, что источником духовных запросов народа, являются материальные условия жизни общества. Поэтому истоки народной культуры лежат в утилитарном подходе людей бесклассового общества на окружающий мир. В своих работах Плеханов выдвинул тезис об азиатстве русского исторического процесса, что, по мнению автора, не могло не отразиться и на духовной жизни русского народа.

Главные сюжеты работы М.Н.Покровского, написанной в русле изложенных выше идей, - экономическая жизнь как основа культурного процесса в историческом развитии. Он заложил такую традицию советской историографии как изучение истории культуры в виде набора ее отдельных областей. При этом фольклор выделялся самостоятельным блоком в рамках истории становления древнерусского государства(29).

С конца 20-х годов, когда усилиями новой власти понятие «духовность» заменяется понятием «идейность», вырабатывалось иное методологическое отношение к изучению русской культуры. Основополагающим тезисом стало, согласно классовому принципу, положение В.И.Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре: культуре трудящихся и культуре эксплуататорских классов. Фольклор, как в советской исторической науке, так и в других областях отечественной гуманитаристики того времени, стал отождествляться с устным народным поэтическим творчеством, где народность также трактовалась с позиций советской идеологии, когда право на «народность « имели только избранные социальные группы - «трудящиеся». Носителями же фольклора стали выступать исключительно трудящиеся массы, то есть крестьянство и пролетариат. В конечном счете, всем остальным социальным группам общества было отказано в праве на свою устную традицию. Фольклор рассматривался как простое отражение реальной народной социально-экономической действительности, не принимая во внимание методологических достижений исторической антропологии. Поэтому в начале 30-х годов традиция историко-культурного анализа фольклора в контексте духовной и повседневной жизни была серьезно ослаблена, и фольклор различных эпох практически не воспринимался советскими историками как исторический источник духовной сферы национального бытования. В частности, Б.Д. Греков предлагал для решения нелегкой исследовательской задачи «проникнуть в сердце и мозг славянина столь далекой от нас поры», используя фольклор. При анализе внутреннего мира наших далеких предков наряду с археологическими материалами и свидетельствами античных и византийских писателей историк обращал внимание на «пережитки,. оставшиеся бытовать в сказках, песнях, былинах, обычаях»(30). К сожалению, Греков сам не обращался к такому анализу, ограничиваясь материалами иностранных свидетелей. Как продолжатель государственной исторической школы в советском варианте исследователь предпочел использовать все исторические источники, имевшиеся в его распоряжении, для типизации и синхронизации всех исторических процессов на Руси западноевропейскому вектору(31).

Как отмечалось выше, большинство советских историков культуры рассматривали фольклор в рамках конкретной области культуры - литературы, тем самым, оставляя без внимания большие пласты невербальной народной культуры. Такой подход характерен для серии очерков по истории российской культу-ры(32). Вместе с тем, в этих изданиях имеется ряд ценных замечаний о соотношении фольклора и истории. Так в книге по истории русской культуры средневековья в очерке О.В. Орлова «Литература» подчеркивается, что фольклор сохранил высокие народные идеалы, имеющие непреходящее значение. Для предлагаемого исторического исследования ценным является замечание о широкой типизации исторического процесса в былинном эпосе, о его отвлеченности от конкретных исторических событий(ЗЗ).

Отдельные вопросы народного творчества затрагивались в трудах советских исследователей по истории культуры разных эпох(34). Немало интересного материала о народной культуре содержат талантливые произведения A.M. Панченко(35). Однако комплексного изучения народного творчества как отражения духовной жизни русского народа на протяжении большого исторического времени в региональном аспекте не проводилось.

Фольклор более позднего времени, а особенно советский фольклор по известным идеологическим соображениям вообще выпадал из поля зрения, как историков, так и фольклористов. Так в трудах по истории советской культуры проблемы фольклора в СССР подменялись рассказом о художественной самодеятельности, которая отождествлялась с народным творчеством(Зб). Как известно, в XX столетии в нашей стране окончательно сформировался феномен фольклоризма, вписывающийся в требования официальной идеологии, о чем говорится в диссертации. В значительной степени самодеятельность советского периода, взявшая начало от любительства в народной среде XIX века, была поставлена под контроль государства, которым управлялась и регламентировалась. По известным причинам в исследованиях советских историков эта проблема не поднималась.

Следует отметить, что в советской историографии имелись работы, посвященные вопросам народной культуры как элемента духовного бытования в разные периоды истории России. Однако эти исследования касались отдельных исторических периодов и не отражали всей палитры внутреннего мира наро-да(37). В ряде случаев данные исследования имели этнографический уклон(38).

На историческое изучение фольклора как элемента русской духовной культуры серьезное воздействие оказало состояние отечественной фольклористики в 20-е - 40-е годы XX века. С одной стороны, для нее, как и для советской гуманитаристики в целом, в тот период был характерен догматизм, когда изучение истории и теории фольклора непременно увязывалось с работами В.И.Ленина, К.Маркса, Ф. Энгельса. В фольклоре в первую очередь выискивались классовый инстинкт народных масс, настроения протеста против угнетателей. Один из видных исследователей фольклористики Ю.М. Соколов рассматривал в 40-е годы главную тенденцию ее развития как линию «постепенного освоения принципов и методов марксизма-ленинизма.»(39). В связи с этим критике подвергались как дореволюционные ученые - Ф.И.Буслаев, А.Н. Веселов-ский, так и исследователи, чье творчество было альтернативно вульгарно-социологическому подходу.

С другой стороны, в те годы была проведена подготовительная работа по обобщению истории русского фольклора и истории фольклористики. Эти усилия реализовались в ряде трудов, вышедших в 50-е годы(40). Советский период отмечен также большой собирательской и публикаторской деятельностью фольклористов(41). Наряду с этим, были переизданы дореволюционные собрания русского фольклора - сборники А.Н. Афанасьева, В.И. Даля и других. Кропотливая работа по сбору местного фольклора велась исследователями южных регионов России, о чем будет сказано несколько ниже. Все это фольклорное богатство, научно обработанное и систематизированное, является ценной источ-никовой базой для историков, обращающихся к методам исторической антропологии, новой культурной истории, микроистории.

Немалый вклад в разработку истории фольклора внесли советские ученые-лингвисты, работавшие в разное время(42). В их работах мы находим ценные замечания о природе фольклора, что, в свою очередь, позволяет через «лингвистический поворот» реконструировать духовную жизнь народа на основе комплекса исторических источников, значительным среди которых является фольклор.

Например, на наш взгляд, Ю.М. Соколов справедливо отмечал, что фольклор нельзя сводить только к понятию словесной поэзии, так как оно не покрывает собой всего круга явлений. Невозможно разграничить факты словесного творчества и другие способы художественного выражения (жест, мимику, пляску, напев и т.д.). Доля историка культуры представляется значимой, как и тезис о том, что народное творчество неразрывно связано с самыми разными проявлениями психической деятельности (43).

В работах более позднего исследователя В.Е. Гусева мы находим важные для исторического анализа соображения по вопросу о границах понятия «фольклор» и объективных признаках этого культурного феномена (44). Для нас существенным представляется деление им всего комплекса практической и духовной деятельности в сфере культуры на две группы: эстетически оформленные предметы, выполненные из природных материалов, и продукты духовного производства.

Однако наиболее интересными для исторического изучения духовного развития российского общества представляются труды В. Я. Проппа и его последователей. Этот интерес объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, он связан с тем, что, несмотря на обвинения «в противостоянии методам марксизма-ленинизма», В.Я. Пропп сумел сохранить собственное видение фольклора, в том числе и как исторического явления. Он заложил основы структурно-типологического анализа памятников народного творчества, что чрезвычайно актуально для современной культурной истории. В 70-е - 80-е годы XX века оформилась структурно-семиотическая фольклористика, которая позволяет историку понять фольклорный источник как текст определенной знаковой системы, а также историко-типологический метод, когда фольклорные произведения рассматриваются в контексте истории и этнографии(45).

Дя историка работы В.Я. Проппа и его соратников привлекательны и в силу того, что их понимание историчности фольклора вступило в противоречие с мнением маститых советских историков средневековой России. В частности, для осмысления духовной истории российского народа сквозь призму фольклора важна дискуссия В.Я.Проппа с академиком Б.А. Рыбаковым(46). Историк Рыбаков, посвятивший немало лет истории русской культуры, считал былинный эпос «ценнейшим источником родной истории». Вместе с тем, он ставил знак тождества между летописью и былиной и, таким образом, представлял сведения былин как конкретные исторические факты(47). В подтверждение своей теории Рыбаков проводил фактологическое сравнение данных летописей и эпоса, зачастую прибегая к натяжкам. Разбирая методологию Рыбакова, Пропп упрекает историка в том, что он, как последователь исторической школы, ищет в фольклоре отображение конкретных исторических событий и исторических деятелей, текущую политическую историю. Пропп признает, что былина возникает на исторической почве, но ее историчность состоит в том, чтобы установить эпоху, когда зарождалась идея былины, как она развивалась в иные эпохи, забывалась и опять возрождалась. Народная идея отражала не конкретные исторические события, а вековые идеалы. Таким образом, былины по Проппу отражают не «одноактный акт создания», а «длительный процесс», в котором отражается историческая воля народа.

Надо отметить, что данная дискуссия была продолжена уже внутри исторического сообщества в 80-е годы. Оппонентами Б.А. Рыбакова на этот раз выступили И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин(48). Они возражают академику, который былинный историзм видел в отражении готовых исторических фактов, и считают более убедительной позицию В.Я. Проппа. Рассматривая Новгородский быт, драму средневековой русской семьи, ленинградские историки доказывают, что в фольклоре нашли отражение исторические явления и процессы, а не конкретные события.

Исторический контекст фольклора представлен и в трудах Д.С. Лихачева. Он вводит понятие эпического времени былин, как обозначение условного прошлого, говорит об основных характеристиках фольклора, среди которых -анонимность как поэтическая черта фольклорного произведения, однолиней-ность в развитии его действия(49). Эти наблюдения выдающегося ученого помогают историку понять состояние духовной жизни в контексте фольклора изучаемой эпохи.

В первой половине XX века отечественные ученые не раз обращались к вопросам об общей природе культуры. Их взгляды позволяют более точно определить методологические и теоретические принципы освещения истории духовной жизни народа избранного региона. В первую очередь, необходимо обратиться к наследию М. М.Бахтина, который предложил опыт феноменологического анализа личностного и исторического в культуре (50). Субъект культуры, по М.М. Бахтину, есть единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически концентрированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его обусловлена структурой образа, ритмом обнаружения, выбором смысловых моментов. В творчестве субъект выступает как целое через форму отношения к событию, через форму его переживания. Философия культуры рассматривалась последователями феноменологической школы как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.

Новый подход к проблеме эволюции культуры, который был сформулирован П. Сорокиным, сводился к тому, что культура подобно живому организму зарождается, развивается и умирает. Данная философская концепция позволяет взглянуть на мировую культуру как систему, состоящую из ряда культур, каждая из которых развивается в своем темпе. Ученый различал системы социокультурных феноменов разных уровней. Самый высокий из них образует системы, сфера действия которых распространяется на многие общества (суперсистемы)^ 1). Эти социологические построения помогают автору данной диссертации понять социальные аспекты культурного развития в историческом процессе.

Иное понимание феномена культуры базируется на пульсирующем характере культурного процесса, где каждая эпоха, будучи неповторимой и своеобразной, включается в общий ход эволюции. Эта мысль представляется особенно плодотворной для исследования истории духовной жизни народа вообще и для понимания исторических изменений в повседневном слое народной культуры того или иного локального сообщества в частности. Не менее важной в историческом контексте является взгляд на неравномерность культурного процесса, в котором наблюдаются ритмические колебания. При этом этапы культурной динамики рассматриваются не как последовательно сменяющие друг друга, а как одновременно существующие в культуре. В тот или иной момент ее состояния реализуется одна из потенциальных возможностей, остальные заложены в латентной форме (52). Плюралистический образ культуры сводится к отрицанию завершенности эволюционного процесса. Его течение охватывает все культурные явления во все периоды истории на ограниченных участках пространства. В этом потоке каждый элемент действует на другие, а те, в свою очередь, воздействуют на него. Образующиеся комбинации и синтезы культурных элементов представляют собой сложную конфигурацию. Если возникает конфликт с другими частями культуры, то паттерн может быть отвергнут и устранен из общего потока, как не имеющий высокой культурной ценности. «Если же этого не случится, и другие паттерны культуры будут способствовать его росту., то данный образец обычно кумулятивно развивается в том направлении, в каком он первоначально начал дифференцироваться благодаря.инерции» (53). Данные идеи позволяют рассматривать один из элементов духовной культуры - фольклор - как элемент системы, испытывающий влияния остальных составляющих этой системы в историческом пространстве.

В современных условиях ученые-историки все больше обращаются к пониманию не столько процессов, сколько субъектов этих процессов. Такая «понимающая» история уделяет большое внимание поступкам, намерениям, смысловым образам людей, живших в ту или иную эпоху. Именно фольклор содержит в себе тайну человеческих идеалов и действий в отношении этих идеалов. Успешное декодирование фольклорных текстов в этом контексте требует знания, как достижений социальной психологии, так и психологии культуры и искусства. Вот почему мы обратились к творчеству Л.С. Выготского(54). Ученый ясно видел, что развитие человеческого сообщества тесно связано с перестройкой мышления и деятельности, поэтому один из фундаментальных вопросов в изучении динамики культурных процессов - это соотношение биологического и социального. Сопоставляя психические функции, Выготский пришел к выводу, что мышление своим становлением и развитием обязано культурным факторам. Социокультурная среда формирует и складывает все высшие формы поведения, все то, что в развитии личности выстраивается над элементарными функциями. Разработанная им типология когнитивных способностей и вербального мышления служит ключом в изучении исторических изменений и межкультурных различий в мышлении. В ходе мутаций и селекции происходит приспособление познавательных структур к реалиям жизни. Эволюция тела следует за типологическими сдвигами в формах культуры. «Ножницы» между скоростью культурной эволюции и скоростью биологической эволюции указывают на формирование когнитивных способностей сформированного культурой образа жизни. Гармония биологической, социальной и культурной природы человека складывается в точке их совместного развития (55).

Плодотворным для анализа проблем являются исследования семиотической школы. Методы семиотики при анализе текстов фольклорных произведений, как вербальных, так и иных, позволяют глубже проникнуть в толщу народной культуры, услышать народные голоса разных эпох, лучше понять картину их мира, стереотипы поведения, горизонты ожиданий. Эти взгляды нашли отражение в трудах Ф. де Соссюра, Р. Барта, К. Леви-Строссаи др.(56). Например, Леви-Стросс, изучая социальные и культурные структуры, представил ритуалы, тотемы, мифы как знаковые системы и выявил множественность культурных форм. Выдвинутая ученым идея «нового гуманизма», не знающего сословных и расовых ограничений, создала условия для перехода от символической теории мифа к структурной.

Особое место в определении методологии предлагаемого исследования занимают работы главы тартуской школы семиотики Ю.М. Лотмана(57). Для нас представляют ценность как его общие положения о семиотике культуры и теоретические представления о развитии культуры в ее различных типах, так и отдельные идеи, непосредственно касающиеся методологии конкретных вопросов предлагаемого исторического исследования. В частности, большой интерес в контексте культурного пограничья населения Кубани представляют его размышления о границе в пространстве семиосферы(58). Кроме того, такие его труды, как «Устная речь и историко-культурная перспектива», «К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи»(59) помогают выбрать более точный инструментарий для анализа фольклора как формы устной речи.

Автором диссертации изучен большой пласт работ зарубежной гуманита-ристики XX века, в которых исследуется феномен культуры(бО). Эта литература позволила уточнить некоторые методологические подходы к истории духовной жизни славянского населения Кубани с точки зрения его фольклора. Так в работах Л.Уайта привлекает внимание его концепция эволюции культуры и этнологический и лингвистический анализ культуры одного из индейских наро-дов(61). При выявлении места культуры в историческом процессе автор диссертации обращался и к трудам американского антрополога А.Л. Крёбера(62).

В 70-90-е годы XX века философские аспекты теории и истории культуры активно и плодотворно изучались отечественными учеными. При всем многообразии концепций философы едины в одном: культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании истории культуры служат ориентиром в современных научных поисках (63).

Современная отечественная историография представлена немалым числом работ об истории русской культуры(64). Помимо научного интереса и новых методологических возможностей это связано с введением в учебные планы российских вузов дисциплины «Культурология». Следует также выделить работы Е. Ю. Зубковой(65), в которых автор широко использует в качестве источника советский фольклор для анализа духовной атмосферы тех лет.

Однако среди этого многообразия исторических и культурологических исследований нет ни одного, где бы эволюция духовной культуры на протяжении нескольких эпох рассматривалась на примере динамики фольклора.

Значительным разделом историографии диссертационного исследования является местная литература. История собирания на Кубани этнографического материала о быте, мировоззрении и художественном творчестве казачества началась уже в первые десятилетия XIX века. К работе, которой руководил Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, привлекались администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция, духовенство. Первое историко-этнографическое описание общественных и семейных отношений, воспитания, предметов быта было сделано И.Д. Попко в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту»(66).

Многочисленную группу составляют историко-этнографические материалы, относящиеся к 70-м годам XIX - началу XX века, в которых представлены едва ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем, художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык характеризуют этот пласт народной художественной культуры. На основе комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области была собрана богатейшая коллекция сведений по культурной истории региона(67).

Первые попытки аналитического подхода к песенному творчеству обнаруживаются в публикации Е. Передельского, вышедшей в свет в 1883 году(68). Стремясь к возможно более точной характеристике песенного наследия, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов, многие из которых уникальны.

К историографии духовной жизни кубанцев можно отнести «россыпи» размышлений Ф.А. Щербины в двухтомном сочинении «История Кубанского казачьего войска», содержащем обширные сведения о нравах и межэтническом взаимодействии кубанцев(69). В целом дооктябрьская историография создала положительный облик казака, в котором усматриваются черты пассионарности, набожности, верности Отечеству и престолу.

Если до революции и в 20-е годы сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий, то в 30-50-х годах сбор и обобщение памятников традиционной культуры Кубани стал централизованным и управляемым(70). Результатом этнографической собирательской работы стало создание комплексных работ. Например, по итогам этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного университета в 1952-1954 годах, стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани»(71). Исследование выявило ярко выраженную динамику традиционной культуры славян Кубани: доля аутентичных культурных форм сократилась, им на смену пришел организованный досуг.

В 60-70-х годах в стране началось возрождение краеведения. Появились исторические исследования о Кубани. В это же время заметно активизировалась собирательская и исследовательская деятельность в крае. Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография С.И. Еременко «Хоровое искусство Кубани»(72). Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певческого хора и хоровом движении любителей.

Весомый вклад в разработку исторических и музыковедческих проблем народно-песенного искусства Кубани внесли И.А. Петрусенко, A.A. Слепов, В.Г. Комиссинский, И.Н. Бойко (73). Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды Л.Г. Нагайцевой особенно те разделы, в которых зафиксирован переход аутентичной пляски в формы сценической хореографии^).

Начиная с конца 1980-х годов, и, особенно с момента официальной реабилитации казачества внимание историков, этнографов, филологов, фольклористов, искусствоведов к истории и современному состоянию традиционной культуры Кубани усилилось.

Тенденции в развитии и обновлении фольклора успешно изучаются сотрудниками Центра народной культуры при Кубанском академическом казачьем хоре. Стратегия исследований базируется на методологическом принципе единства всех этапов процесса (собирание - архивная обработка - изучение -издание). Наряду с кубанской тематикой разрабатываются проблемы этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских и дальневосточных казачеств(75).

Разностороннее освещение проблем аутентичной культуры представлено на конференциях регионального и международного уровня. В последние годы защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций общетеоретического и прикладного характера, выпущены монографии по вопросам обычаев и традиций Кубани и этнической истории казачества(76).

Вместе с тем пока еще недостаточно изучены вопросы взаимодействия традиционной культуры со сценическими, вторичными формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX века. Однако история народной культуры Кубани не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических и интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивались вторичные формы народного искусства, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты, ход культурной эволюции, устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.

Специфика работы диссертанта заключается в том, что два спектра анализа - история народной культуры и фольклоризм как вторичная форма художественного производства не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии. Обращение к традиционной культуре как составной части духовного мира с позиций истории есть объективная социальная потребность. Она вызвана все усиливающимся разложением духовно-культурного климата российского общества под натиском американизированного глобализма, вытесняющего традиционные исконные ценности, агрессивно навязывающего несвойственный россиянам стиль поведения и мышление. Все это требует совершенствования современной культурной политики, эффективность которой напрямую зависит от использования научно обоснованных идей. Кроме того, исследование народной культуры как базисного элемента духовной жизни славянского населения Кубани на протяжении двух последних веков пока еще находится в стадии своего становления. Данный феномен практически малоизучен, а специальных работ явно недостаточно.

Чтобы исключить двусмысленность в толковании основных понятий, которыми мы будем оперировать в диссертации, выскажем свою позицию на этот счет. Ключевыми из них являются, прежде всего, «духовная культура» и «духовная жизнь». Первое понятие, и это следует подчеркнуть, включает в себя связь духовного и материального производства, их взаимовлияние и взаимопроникновение; процесс создания, передачи, потребления и функционирования духовных ценностей. Исходя из этого, духовную культуру можно определить как исторически обусловленную совокупность материальных и духовных ценностей, созданных и создаваемых человечеством в процессе своей жизнедеятельности.

К основным элементам духовной культуры относятся:

Система философских, политических, экономических, эстетических нравственных, педагогических, религиозных взглядов людей;

Воспитание как духовное воздействие;

Просвещение и образование как способ распространения знаний;

Художественная культура (литература, профессиональное искусство и фольклор);

Язык и речь как средство общения между людьми;

Мышление;

Нормы поведения;

Образ жизни и быт.

Духовная жизнь проявляется в следующих основных формах:

В познавательной деятельности, направленной на познание природы и человеческого общества;

Ценностной ориентации (выборе, предпочтении, оценке);

В практической деятельности;

В общении людей в быту, в процессе производства и досуга.

Духовная жизнь истинного христианина основана на любви, справедливости, милосердии и вере. Православная вера является базисом духовной культуры всех восточнославянских народов - русских, украинцев, белорусов, исторической формой духовности, в которой накоплены высочайшие художественные, этические и эстетические ценности. Соединив в себе элементы языческой и христианской культуры, народная культура до сегодняшнего дня обеспечивает духовную преемственность сменяющих друг друга поколений во всех сферах их жизни. Духовная жизнь требует от человека внутренних усилий и труда.

К базовым категориям относится понятие «ритуал», в котором мы усматриваем некий стереотип, форму человеческого поведения, имеющего сакрально-мифологический смысл. Поведенческий ритуал свойственен и животным, но для животных это инстинктивно заданная моторика, в то время как ритуал, совершаемый человеком, наполнен идеями, образами и фантазиями. Эволюционный смысл ритуального поведения определен многократно выполняемыми действиями, ритмикой и акцентацией движений. Для ритуального поведения обязательна символичность и коммуникативная нагрузка.

Более простым типом культурной регуляции можно считать обычаи, складывающиеся на основе целостных и привычных образцов поведения, совершаемого по установленному поводу в определенное время и в определенном месте. Концепт обычая включает такое поведение, которого придерживаются все члены сообщества при любых обстоятельствах. Нарушение обычая может повлечь за собой санкции, начиная от неодобрения до различных форм наказания. Обычай выполняет функцию обязательного для исполнения образца поведения и может быть как положительным, так и отрицательным.

Обычаи, совершаемые в определенном месте и в положенное время по тому или иному поводу, принято обозначать понятием «обряды». Обряды более формализованы, нежели обычаи и связаны с выполнением определенных магических действий.

Цель исследования - анализ традиций и динамики народной культуры славянского населения Кубани как базисного элемента духовной повседневности, и вторичных форм культурной практики, находящихся во взаимодействии и взаимовлиянии. Такой подход предполагает изучение ценностно-нормативных идей, представлений, способов символического и предметно-материального воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли этнокультурному сообществу осознавать себя целостным организмом и поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для науки важны и технологии практического оперирования ценностями, символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от поколения к поколению. В таком контексте обретают свой методологический статус носители духовных традиций. Органическая связь между ценностно-нормативной системой, формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках конкретной этнокультурной организации дает возможность видеть трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм и технологией их реализации.

Задачи исследования: 1. Выявить роль Русской Православной церкви в организации духовной жизни славянского населения Кубани.

2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционной культуры и механизмы передачи культурного опыта.

3. Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры в связи с эволюцией общества.

4. Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.

5. Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре славянского населения Кубани за два последних столетия.

6. Сформулировать пути сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.

Источниковая база исследования. В процессе работы было обнаружено огромное количество документов, которые отбирались и классифицировались нами по степени адекватности, надежности, достоверности и точности информации. Они включали:

1. Материалы общего делопроизводства: циркулярные указы, рапорты, докладные записки, донесения, прошения, предписания, отчеты священнослужителей и местных органов власти. Нами использовались документы, извлеченные из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), государственного архива Ставропольского края (ГАСК)(77). К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Особый интерес для исследователей представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников среди гражданского населения, об охране памятников старины, статистические сведения по епархии. Широкий пласт истории духовной культуры представлен в актах и материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, участии пастырей в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан.

2. Документы из фондов архива Краснодарского государственного исто-рико-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицина (АКГИАМ): дневники этнографических экспедиций, описи, каталоги, отчеты по истории материальной и духовной культуры славянского населения Кубани (78).

3. Архивные документы местных органов культуры советского периода: копии циркуляров, справки о работе фольклорных коллективов, методические разработки(79).

4. Фольклорные тексты, содержащиеся в рукописных и опубликованных сборниках собирателей фольклора (80).

5. Историко-этнографические материалы, собранные в Краснодарском крае сотрудниками Института антропологии и этнографии Академии наук СССР (30-е годы), Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая (50-60-е годы), московскими и местными деятелями литературы и искусств(81).

6. Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины прошлого и нынешнего состояния народной культуры, мы обращались к живым людям - носителям фольклорных традиций. Полевой материал зафиксирован диссертантом в различных территориальных зонах Краснодарского края (82).

7. Документы личного характера: дневники и мемуары, воспроизводящие события и факты истории и культуры региона (83).

8. Периодическая печать с корреспонденциями о культурном наследии Кубани. Прежде всего, следует отметить, публикации в «Кубанских областных ведомостях» и «Кубанском казачьем вестнике» за период с 1868 по 1917 годы, центральных и местных изданиях и за рубежом.

9. Фонетические источники (магнитофонные и видеозаписи), иконографические материалы (рисунки, репродукции, фотографии).

Научная новизна исследования заключаются в следующем:

1. Впервые на основе междисциплинарного комплексного подхода предпринято специальное исследование народной культуры и ее вторичных форм как части духовной жизни славян Кубани.

2. Расширены хронологические рамки исследования (конец XVIII - XX вв.), что обусловлено спецификой формирования культурного пространства на территории Кубани. Авторская концепция поэтапной трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития аутентичных и вторичных форм духовного производства.

3. Установлены причины динамических сдвигов в народной культуре, типичные для отдельных периодов культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с фольклоризмом связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы.

4. В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии славянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора славян Кубани, не существующей в столь полном объеме.

5. Разработаны теоретические основания для квалификации традиционной культуры Кубани как субкультуры восточнославянских народов - русских, украинцев и белорусов.

6. Реконструированы основные этапы становления, формирования и развития народного творчества на протяжении двух последних столетий.

7. Показаны механизмы передачи культурного опыта, социальная база и тенденции в сохранении и совершенствовании культурных форм в отдельные исторические периоды.

8. Изучены и впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные, фольклорные источники и полевые материалы автора. С их помощью уточнены и интерпретированы факты культурной истории региона, особенно советского и постсоветского периодов.

Это первый обобщающий труд, не имеющий аналогов в отечественной истории.

Практическую значимость диссертации автор видит в возможности использования идей и выводов, полученных в ходе исследования, при моделировании стратегии развития культуры региона, в совершенствовании деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства.

Материалы диссертации положены в основу базового учебного курса «Народная художественная культура» и спецкурсов «Фольклор славян Кубани»,

Современная празднично-обрядовая культура региона», «Фольклорный театр». Эти предметы входят в федеральный и региональный компоненты учебных программ факультетов традиционной культуры и социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств и используются в обучении менеджеров досуга и творческих специалистов - руководителей любительских хоров, ансамблей народных инструментов, студий народного декоративно- прикладного искусства. Новые архивные документы, впервые введенные в оборот, и полевой материал автора помогут ученым, аспирантам, студентам, краеведам, этнографам, музейным работникам глубже разобраться в специфике исторического и культурного прошлого края.

Основные положения, выносимые на защиту: 1.Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась православными верованиями и традициями народной культуры, в частности, аутентичным обрядовым и внеобрядовым фольклором.

2. Специфика кубанского славянского фольклора, основу которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности, исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и будущего, выступал средством универсализации идей.

3. По мере формирования и исторического существования локальных сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.

Начало культурогенеза определялось потребностями населения в сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака органично соединялись унаследованные религиозные и культурные формы предков-воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.

4. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях. Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность - потребность и способность выходить за пределы культурных традиций. Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор активно вбирал в себя духовные ценности других этнических и социальных групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» - молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметра «площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок, внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и содержании народного досуга и быта. В недрах аутентичного фольклора сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения, праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла, экспансия городской моды и культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.

5. Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.

6. На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования вне-обрядового фольклора. Трансформация сопровождалась дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.

Вместе с тем модернизация сельской и городской социокультурной среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение) активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла, коллекционирование, сценические формы творческого воплощения, позволявшие проявлять индивидуальность.

7. Последний, пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годах XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного фольклора и

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА внешней среды послужили процессы глобализации, урбанизации, приток мигрантов и, как следствие, нарушение этнического баланса на территории края.

8. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при условии невмешательства в механизмы ее функционирования, а также предоставления носителям фольклорных традиций полной свободы творчества.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в центральных и местных изданиях, а также за пределами России - в Украине и США. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографиях «Фольклор славян Кубани: историко-культурологический анализ», «Народная культура славян Кубани (конец XVIII - начало XX в.), «История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов края.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, 14 параграфов и заключения, снабжена примечаниями, списком литературы и источников из 505 наименований и приложением.

Современная Россия мало чем похожа на монархическую Русь начала прошлого столетия, иные условия жизни, иная политическая система, идеология и режим. Вместе с тем проблемы, стоящие сегодня перед российским обществом, во многом созвучны тем вопросам, которые решала Россия в начале ХХ века. Сегодня, как и сто лет назад, актуально духовное возрождение нации, ее консолидация, выбор генерального курса дальнейшего развития страны. В связи с чем, вновь злободневна проблема взаимоотношения Церкви и государства, определения роли и места православия в жизни российского общества.

Общероссийские проблемы наиболее хорошо просматриваются сквозь призму регионального подхода. К началу ХХ века, православие в России имело два статуса. С одной стороны эта была самая многочисленная религиозная конфессия, с другой в результате целенаправленной многовековой политики, проводимой монархической властью православие выполняло функцию государственной идеологии. Не случайно все политические теории России носили православный акцент.

Консервативное (как правило, состояло из коренного черноморского духовенства, полковых священников, черного духовенства) выступало за сохранение верности канонам Православия и немедленного восстановления патриаршества. Негативно относилось к революционным событиям.

Радикальное, (на Кубани оно было не многочисленным, в него входили в основном высшие чины белого духовенства и некоторые представители черного), во многом соглашаясь с консерваторами, представители этого течения призывали к более решительным действиям. По их мнению, именно православное духовенство должно возглавить борьбу с революционным движением и оказать содействие восстановлению монархии. Многие из этой среды стали участниками таких организаций как Общество Архангела Михаила и Черная сотня.

Вместе с тем, несмотря на все выше сказанное, по сравнению с центральными губерниями России, позиции Православной Церкви на Кубани были по-прежнему крепки, чему во многом способствовало наличие казачьего населения, большая часть которого оставалась глубоко верующими людьми. В это время единственным разногласием среди духовенства и казачества был материальный вопрос. Казаки не очень хотели содержать свое духовенство, недовольство вызывало и наделение священнослужителей землей из станичного пая. Но конфронтаций на этой почве было не много.

Не случайно, несмотря на негативные последствия манифеста о веротерпимости, позиции православия здесь были все еще сильны, хотя и подверглись некоторым изменениям.

Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать следующие выводы:

1. главным фактором, сыгравшим важную роль в развитии революционных событий, стало ослабление духовности в обществе.

2. нравственному кризису в немалой степени способствовали следующие моменты:

— превращение Церкви в одно из ведомств государства;

— образование двух ипостасей Православия: религиозного и идеологического. Превращение православия в государственную идеологию подрывало доверие к нему как к религии;

— увлечение политической элиты России демократическими лозунгами и ценностями западного общества и широкая их пропаганда;

— ослабление государственной системы патриотического воспитания.

Библиографический список.

1. Государственный архив Ставропольского края (далее ГАСК) – Ф.135. – Оп.56. – Д.264. – Л.18.

2. ГАСК. – Ф. 135. – Оп. 47. – Д.5. – Л. 57.

3. ГАСК. – Ф. 135. – Оп. 41. –Д.24. –Л. 7.

4. Ставропольские епархиальные ведомости 1905.

5. Ставропольские епархиальные ведомости 1906. № 34-35. Отдел неофициальный.

6. Ставропольские епархиальные ведомости 1907. № 46-47. Отдел неофициальный.

7. Ставропольские епархиальные ведомости. Ставрополь, 1917. № 13-14. Отдел неофициальный.

М.Ю. ГОРОЖАНИНА

к.и.н., доцент Кубанского государственного университета

Материал опубликован: Горожанина М.Ю. Деятельность православного духовенства Кубанского казачества в начале XX века [Электронный ресурс] // Научный журнал КубГАУ. № 111 (07). 2015. URL: http://ej.kubagro.ru/2015/07/pdf/02.pdf (Дата обращения: 18 марта 2016 г.)

Решающую роль в культурной жизни Кубани в 1920-1930-е гг. играла большевистская партия и органы советской власти. Партийное строитель­ство на Кубани охватило широкие круги населения. Численность членов партии неуклонно росла. Только в 1922 г. коммунистами стали 2028 человек. Боль­шевики, коммунисты Кубани активно участвовали в общественной жизни стра­ны. В работе 1-го съезда Советов СССР приняли участие 30 делегатов от Кубано-Черноморской области и 5 - от Адыгейской автономной области. Среди них: А.И. Микоян - секретарь Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б), А.К. Аболин - секретарь Кубано-Черноморского обкома, В.Н. Толмачев - пред­седатель облисполкома, Д.П. Жлоба - герой Гражданской войны, Ш.У. Хакурате - председатель исполкома Адыгейского областного Совета, А.И. Мелещенко - наборщица, А. В. Лебедева-Репина - фельдшер-акушер, и др. В числе избранных в члены ЦИК СССР были и кубанцы: Я.В. Полуян, А.К. Аболин, В.Н. Толмачев, Ш.У. Хакурате. В партийный аппарат обком ЦК РКП(б) направил Р.С. Землячку, ветерана революционного движения, А. Булыгу-Фадеева, активного партийного работника Дальнего Востока. Летом 1924 г. он избирается первым секретарем Краснодарского городского комитета партии.

Большевики активно вовлекали молодежь в общественно-политичес­кую жизнь. 28 марта 1920 г. в летнем театре городского сада Екатеринодара состоялось собрание пролетарской молодежи. Руководители партийной организации города и политработники гарнизона рассказывали о целях и задачах Союза пролетарской молодежи. Ячейки Союза молодежи в том же году возникли в Армавире, Новороссийске, Сочи, Ейске, в Кавказском и Тимашевском отделах. В середине апреля началось становление организа­ций в Новороссийске. 1 августа состоялся I Кубано-Черноморский област­ной съезд комсомола. К этому времени комсомольская организация вырос­ла почти до 10 тыс. человек. Детская пионерская организация Кубани воз­никла в 1923 г.

Из числа первых вожаков коммунистической молодежи выросли впос­ледствии крупные работники партии, военачальники, деятели культуры. А. Чуднов стал работником ЦК КПСС, секретарем Волгоградского обкома, был председателем обороны города-героя в дни Сталинградской битвы. П. Ломако, получивший комсомольский билет в 1920 г., много лет был мини­стром, заместителем Председателя Совета Министров СССР. П. Пономаренко, вожак кореновских комсомольцев, много лет находился на государ­ственной и партийной работе, во время Великой Отечественной войны вы­полнял обязанности начальника штаба партизанского движения страны. Л. Ильичев, рабочий завода «Кубаноль», многие годы был редактором газеты «Правда». Г. Фиш, организатор комсомольских ячеек в Новороссийске, стал известным писателем. В Армавире появление первых ячеек связано с име­нем Н,И. Подвойского, одного из руководителей Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.



Огромное значение советская власть придавала развитию народного образования. Сразу после Гражданской войны развернулась работа по лик­видации неграмотности («ликбез»). В 1920-1921 гг. приступили к строитель­ству новой общеобразовательной школы. I съезд Советов Кубано-Черноморской области постановил «задачи народного просвещения признать ударны­ми». Созданные чрезвычайные комиссии открывали школы и пункты по обу­чению неграмотных. В интересах кампании по развитию народного образо­вания проводилась национализация книжных складов и магазинов, изыма­лись книги для нужд новых школ у частных лиц, высвобождались помещения для новых школ. Учебный процесс претерпел серьезные изменения. По по­становлению Кубано-Черноморского ревкома преподавание религиозных ве­роучений во всех государственных и общественных, а также частных учеб­ных заведениях прекращалось.

Результаты политики советской власти по ликвидации безграмотности поразительны. На Кубани в 1920 г. не знали грамоты 468 766 детей школьно­го возраста. А в 1937 г. уже было 2498 школ, в которых обучались все дети.

В 1924 г. в ст-це Славянской возникла первая школа крестьянской моло­дежи в которой учили и земледельческому труду. Обучение взрослых людей осуществлялось не менее ударными темпами. Активную работу вело общество «Долой неграмотность». Уже в 1931 г. 85% населения овладели грамотой.

Не обходилось и без перегибов. Так следует отметить насильственную украинизацию Кубани в 1920-е гг., затронувшую все сферы общественной жизни, в том числе и школу. В 1932 г. было принято решение о прекращении украинизации Кубани, запрещен выпуск 20 украинских газет и журналов, пре­кратилось радиовещание на украинском языке, закрыто несколько школ, уп­разднялись «украинские» институты. Книги на украинском языке изымались. В 1933 г. были репрессированы многие литераторы, профессора, студенты пединститута и украинского отделения рабфака, в том числе писатели В. Потапенко, Г. Доброскок, С. Грушевский. Некоторые эмигрировали позже, в том числе в 1940-е годы (В. Очерет, Н. Щербина и др.).

Большая работа была проведена по развитию образования в горских районах. В Адыгее в 1922 г. вводится письменность (на основе кириллицы), давшая возможность начать обучение на родном языке, а в 1931 г, среди адыгов уже была ликвидирована неграмотность.

После установления советской власти началась организация высшего и среднего профессионального образования. В 1920 г. был открыт первый на Кубани университет. После реорганизации на его основе возникли медицин­ский, педагогический и сельскохозяйственный институты. К 1937 г. велись занятия в 11 техникумах и училищах, 4 институтах. Численность кубанских студентов равнялась 4196.

3 вузах читали лекции известные в стране ученые. Первым ректором Ку­банского государственного университета являлся Н.А. Маркс, крупный ученый палеограф. Организатором сельскохозяйственного института явился А.А. Ярилов. Лекторами и преподавателями были известные ученые С.А. Захаров, М.В. Клочков, М.Н. Коваленский, Н.А. Маркс, Н.Ф. Мельников-Разведенков, П.Е. Никишин, И.Г. Савченко, С.В. Очаповский, В.С. Пустовойт, Б.Л. Розинг. Следует отметить, что в 1930-е гг. дореволюционная профессура подвергалась гонениям по политическим причинам, однако именно профессиональные кадры «дореволюционной закваски» сыграли решающую роль на начальном этапе ста­новления и развития советской интеллигенции. Уже в 1932 г. научный потенци­ал Кубани позволил открыть Всесоюзный научно-исследовательский институт масличных культур, вскоре ставший всемирно известным.

В 1920-е годы создан Кавказский государственный заповедник - один из самых больших и известных в мире.

В 1920-е гг. продолжали работать художественные коллективы из числа творческой интеллигенции, прибывшей на Кубань в годы Гражданской войны. Ее представители стали организаторами советского искусства, возглав­ляли отделы народного образования: музыканты М. Эрденко, С. Богатырев, Г. Концевич; художники С. Воинов, А. Юнгер, П. Краснов; литераторы С. Мар­шак, Е. Васильева, Б, Леман. Подотдел искусств Новороссийска возглавлял режиссер В. Мейерхольд, там же работал поэт А. Ростиславцев.

1 мая 1920 г. в Екатеринодаре открылся «Первый советский театр». Те­атральным делом руководил будущий знаменитый артист и режиссер В.Э, Мейерхольд. С.Я. Маршак организовал детский театр, работу которого горячо одобрил А.В. Луначарский. В 1937 г. в крае ставили спектакли в 11 театрах, действовало около 800 киноустановок, функционировали 71 дом культуры, более 1600 клубов. 1 октября 1920 г. открылась Кубанская государственная консерватория.

В годы нэпа государственное финансирование культурных учреждений сократилось. Около трети работников искусства оказались безработными. Распался оркестр Кубанского казачьего войска (с 1920 г. - государствен­ный). Учебные заведения были сняты с государственного бюджета. Не вып­лачивалась зарплата. К середине 1920-х гг. многие приехавшие на Кубань творческие люди покинули регион.

Ситуация изменилась в годы коллективизации и сталинской модерниза­ции. В конце 1930-х гг. в крае издавалось 154 газеты с общим тиражом 350 тыс. экземпляров. Из центральной прессы особой популярностью пользо­вались «Знамя труда», «Красное знамя», «Известия», «Правда», «Рабочая га­зета», «Голос рабочего», журналы «Красная деревня», «Безбожник», «Кроко­дил», «Красная нива», «Крестьянка», «Коммунистка».

Развивалась сеть радиовещания. 58 районов края были радиофициро­ваны 218 радиоточками. В 39 районах были созданы редакции районного вещания, выпускавшие последние известия 10-15 раз в месяц. На каждые 66 человек приходилась радиоточка.

В конце 1930-х гг. на Кубани действовало 1157 библиотек, в каждой книж­ный фонд в среднем составлял 1-2,5 тыс. книг. При комплектовании библио­течного фонда серьезное внимание уделялось общественно-политической ли­тературе - произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина.

Особое значение в начальный период развития советской культуры иг­рали агитационно-массовое искусство и монументальная скульптура. Искус­ство оформления революционных праздников, ориентированное на выпол­нение агитационной функции в 1920-х гг., в 1930-е гг. перерастает в про­славление достижений советской власти. Искусство скульптуры на Кубани до революции не было распространено, а в первое десятилетие после рево­люции в городах Кубани повсеместно устанавливаются типовые гипсобетонные скульптуры, монументы в честь революции и ее вождей.

Интенсивно развивалась советская литература. На Кубани жили и рабо­тали крупные советские писатели. В. Вишневский начал заниматься литера­турой в Новороссийске. События Гражданской войны нашли отражение в произведениях А. Серафимовича и Д. Фурманова. А. Фадеев в Краснодаре написал первые главы книги «Разгром». В Новороссийске и Сочи жил и рабо­тал автор книг «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей» Н. Островский. С Кубанью были связаны жизнь и творчество А. Гайдара, В. Маяковского, А. Первенцева, писателя-сатирика Л. Ленча, Ц. Теучежа.

На Кубани успешно решались задачи культурной революции: ликвида­ция неграмотности, строительство новой советской школы, подготовка спе­циалистов из рабочих и крестьян. Существенно менялся быт населения Ку­бани. Многие населенные пункты получили новые названия в духе времени, переименовывались улицы. Например, в ст-це Крымской 1 мая 1921 г. ис­полком принял решение о переименовании улиц: Николаевскую - в им. Ленина, Гетмановскую - в Советскую, Евдокимовскую - в им. К. Либкнехта, Багратионовскую - в Коммунистическую и т.п. В станицах местными творческими коллективами ставятся революционные пьесы, развивается ки­нематограф.

Большое место в культурной политике большевиков играла антирелиги­озная пропаганда, поскольку атеизм стал государственной политикой. Со­ветский декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», принятый 23 января (5 февраля) 1918 г., лишал церковь права юридического лица, возможности заниматься благотворительной и воспитательной деятель­ностью, преподавать вероучение в школе. В феврале 1922 г. ВЦИК принял постановление об изъятии церковных ценностей на борьбу с голодом. С 1918 по 1928 г. в Кубанской области число церквей уменьшилось с 667 до 510, все 3 монастыря были закрыты.

К январю 1926 г. на территории Кубани и Черноморья отмечено 201 антисоветское выступление по религиозным мотива

В 2016-2017гг. в конце учебного года в классах школ Краснодарского края с 1 по 11 вводится новый раздел предмета «Кубановедение» - «Духовные истоки Кубани». На них выделят четыре часа в мае, говорится в Методических рекомендациях для образовательных организаций Краснодарского края о преподавании учебного предмета «Кубановедение» в 2016-2017 учебном году.

«Реализация раздела предполагает вовлечение родителей, активное взаимодействие с представителями РПЦ и других социальных институтов», - поясняется в документе.

Программа «Духовных истоков Кубани» создавалась в тесном взаимодействии с Русской православной церковью, рассказала РБК Юг министр образования и науки Кубани Татьяна Синюгина.

«Мы разрабатывали эти уроки вместе с нашей епархией, институтами, учителями истории и кубановедения. Выбор тем серьезно обсуждался с протоиереем, руководителем религиозного образования и катехизации Екатеринодарской епархии Александром Игнатовым. В итоге мы отобрали темы, которые с одной стороны, достаточно интересны и насыщены с исторической точки зрения, с другой - передают духовно-нравственные традиции. Например, детям расскажут о первых храмах на Кубани или православных традициях кубанской семьи», - пояснила она.

В рамках одного учебного года каждый из четырех часов будет выделен для отдельной темы. Например, в первом классе предлагается рассказывать о послушании родителям, традициях казачьей семьи, воскресной школе и духовных святынях малой Родины. Второклассники узнают про поклонные кресты, «духовные родники жизни», красные углы в избах и священный долг по защите Родины. Ученикам третьего класса расскажут о святых источниках Кубани, особенностях архитектуры православных храмов, святых покровителях и о материнском подвиге Пресвятой Богородицы. Затем темы будут усложняться и углубляться - так, со старшеклассниками обсудят «смысл жизни в понимании христианина» и основы социальной концепции РПЦ.

Декан факультета педагогики, психологии и коммуникативистики КубГУ Вероника Гребенникова считает введение курса духовных истоков полезным. «Такие разделы и предметы нужны. Другой вопрос, как они будут реализовываться на практике. При составлении программы, в частности, требуется учитывать возраст детей», - поделилась она.

Появление курса «Духовных истоков Кубани» в школе является положительной тенденцией, уверен православный активист Роман Плюта.

«Это нововведение я оцениваю только положительно. Что может быть плохого в том, что наши дети станут чище и духовно богаче? Последние исследования показали, что школьники сейчас плохо знают русскую классическую литературу. В советские времена был целый блок, в рамках которого не только читали, а изучали моральные проблемы, которые закладывали авторы. А сейчас проходят в сокращенной программе, просто пробегают произведения. Может быть, хотя бы таким путем школьники получат дополнительные знания», - говорит он.

По мнению же историка и краеведа Виталия Бондаря, необходимости в дополнительном разделе нет.

«Я вижу в этом проекте идеологическую подоплеку. У нас уже есть история, география и литература, в рамках которых можно изучать Кубань во всех ракурсах. Есть тут некие двойные стандарты. Сейчас Россия - это светское государство, и религиозное образование возможно вне школы. А этот предмет входит в основную программу и не является факультативом. С другой стороны, Краснодарский край позиционируется как многонациональный и мультиконфессиональный регион. И подобные предметы не учитывают взгляды представителей других религий или атеистов», - прокомментировал он.

«Мне кажется некорректным и название. Что значит «Духовные истоки Кубани»? Черноморское побережье уже давно дистанцируется от Кубани и отделено даже географически. Там другой менталитет, другой экономический уклад, несмотря на то, что мы относимся к одному региону. Если же говорить о духовной истории региона, то у нас есть богатейший пласт, существовавший до христианства. В частности, коренное население - это черкесы, изначально язычники, которые впоследствии приняли мусульманство. С исторической точки зрения некорректно игнорировать это», - отмечает Виталий Бондарь.

Напомним, в начале августа 2016г. губернатор Кубани Вениамин Кондратьев сообщил о том, что во всех общеобразовательных учреждения региона создадут казачьи классы. На тот момент в Краснодарском крае уже создано более 1700 казачьих классов, в которых учится порядка 40 тысяч детей.